Новости в реальном времени

Продуктовая война Крыма должна в какой-то момент пройти в энергетическую фазу — это было понятно с первого дня компании акции. Пропадание с крымских рынков российских товаров имело прежде всего маленькое значение для нас самих — вот, не надо вести торговлю с захваченной территорией, вероятно, отразилось на покупательной возможности самих крымчан — однако для отечественного управления и крымской власти не имело точно никакого значения. Поэтому с первого дня акции ее учредители предостерегали, что со светом может случиться то же самое, что и с продуктами — если оккупационная администрация не обратит на них внимание, не закончит общественно-политические репрессии, не снабдит стандартные критерии жизни на острове тем, кто не согласен с оккупацией. Однако никакого интереса на учредителей войны никто, как и следовало ждать, не направлял — и не только лишь из-за недопонимания обстановки, еще и из-за тривиальной марионеточности тех, кто управляет Крымом. 
Для Кремля нет никакого “особенного статуса” острова, захваченной территории — как и нет ни крымскотатарского народа, ни Меджлиса. Есть просто объект федерации, есть жители — и есть какие-то подстрекатели из-за рубежа, которые препятствуют этому объекту неплохо жить. Кремлю не впервые с такими подстрекателями сражаться — утверждая порядок Кадырова в Чечне, он открыл наиболее истинную охоту за агентами управления Ичкерии во всем мире. Впрочем, эти прежние начальники не могли отключить свет в Чечне. Но у крымских татар — либо у тех, кто им сострадает — получилось.  Аннексию удастся одолеть благодаря четырем основаниям — провалу экономики страны-агрессора, регулярному поддержанию интернационального внимания к неприятности и производящему репрессии внутреннему противодействию в Крыму 
Тем не менее — стоит отметить это , чтобы не было никаких иллюзий — это никакая еще не энергетическая война. Пока это лишь разведка энергетической войной. И здесь принципиально, чем ответит Путин. Если будет, что РФ может сделать Украине — даже во вред самой себе — энерго неприятности, сопоставимые с теми, которые испытывает в настоящее время Крым — то ублажение насчет войны заменится раздражением и жалобами и в адрес ее учредителей, и в адрес властей. Тогда будет, что благоденствие Украины неотъемлемо от благоденствия Крыма и для того, чтобы не застыть и не окунуться во тьму, мы можем делать все для хранения устойчивости на захваченном острове — чтобы там ни происходило. Если будет, что вместо отказа от репрессий против крымскотатарских функционеров эти репрессии лишь припустят — сейчас как “ответ за свет” — то никакого нового рычага давления на крымское руководство у учредителей войны не будет, они сумеют лишь смотреть за случающимся. И это — еще самые маленькие результаты того, что могут сделать в Кремле в роли “ответки”. Усилий завоевать территорию, на которой располагаются опоры, также не следует ликвидировать — в городе Москва без проблем пояснят такое проникновение “войной с терроризмом” и будут поддержаны как общероссийским, так и крымским социальным соображением — вот, Владимир Владимирович, что ваш Бог, отдает свет людям, показывая слабость и зловредность российских властей. РФ к подобным авантюрам не привыкать — схожим стилем отечественные “миротворцы” держали интернациональный аэродром в столице Косово Приштине — и тогда, к слову, РФ была куда к истинной битве с Западом, чем в настоящее время. 
К слову, о Востоке: вопрос о наказаниях почти постановлен, их все равно продлевают на обозримые 6 месяцев, отечественная дипломатия и так сделала все, что сумела, воспрепятствовав годовому продлению наказаний. Таким образом Путин может действовать уверенно — но в том, что он будет действовать, у меня колебаний нет. И лишь после того как мы усвоим, каким будет встречный ход Кремля и способны ли мы на него правильно отреагировать, стоит обсуждать вопрос о истинной эффективности энергетической войны.
Еще 1 значительный момент: имеет ли какое-нибудь отношение война острова к его возвращению в состав Украины? Нет. Не имеет. Мы проводим себя с Крымом так, будто бы это сепаративный, оторвавшийся район и мы можем что-нибудь обосновать его населению. Но Крым — как, тем не менее, и Донбасс — никакой не оторвавшийся район. Это — захваченная территория. И какими бы ни были расположения духа населения данной территории, решать ее судьбу будет захватчик. И в случае если мы на самом деле думаем, что неприятности населения захваченной территории на самом деле оказывают влияние на оккупанта, мы основательно ошибаемся. Наоборот, эти неприятности опять помогают оправдать оккупацию — замечаете, от каких вандалов, какого беззакония, какого бандитизма мы вас вытащили! Лучше уж некоторое время посидеть без света, чем очутиться в составе такого хаотического, ставшего «добычей радикалов» страны. Это то, что будет отечественная формальная накачка разжевывать населению Крыма — и то, с чем очень многие будут без особенных колебаний соглашаться.
Однако дело даже не в данном. 
Дело в неимении в украинском сообществе осознания обычного прецедента: восстановление территориальной единства Украины вероятно только из-за падения оккупационного режима не в Симферополе либо Донецке, но в городе Москва. В Москве 
В начале декабря 1975 года Индонезия захватила португальскую колонию Западный Тимор и назвала ее собственной 27-й периферией — невзирая на объявление силами колонии федеральной самодостаточности Тимора. Индонезийская аннексия не была объявлена ни одной другой страной, помимо Австралии. В самом Тиморе с неустойчивым триумфом тянулась несогласованная битва. Людей уничтожали, вкладывали в концентрационные стана, принуждали, травили голодом. Повстанцы невообразимо распрямлялись с коллаборционистами. Лидер бунтовщиков, грядущий первый вице-президент Тимора Шанана Гусман располагался в довершение всего. Продлилось это 25 лет. В самом начале 90-х я повстречался в Стокгольме с грядущим 2-м главой Западного Тимора, министром зарубежных дел правительства в изгнании и победителем Нобелевской премии мира Жозе Рамушем-Ортой. Я осознавал, что Украина — либо какая-нибудь иная страна на постсоветском пространстве — может встретиться с подобной обстановкой — и планировал узнать, на что, фактически, рассчитывает восточнотиморский парламентарий. Индонезия — местный гегемон, с которым никто не желает браниться. Для индонезийцев — “Тиморнаш”, они убеждены, что вытащили территорию от колониализма и радикалов. Очень многие граждане Тимора достаточно давно погасились с аннексией и встроились в “свежий порядок” индонезийского главы Сухарто. Что далее?
Рамуш-Орта дал ответ, что его цель — сохранять регулярное внимание к неприятности. Он осознает, что тиморские повстанцы не выпустят страну и что интернациональное объединение не в состоянии вынудить индонезийцев уйти. Однако в случае падения режима в Джакарте может появиться абсолютно другая картина и свежие возможности. 
Он оказался прав. Финансовый провал Индонезии — в котором, к слову, история с Тимором сыграла не последнюю роль — принудил наследников президента-оккупанта Сухарто договориться с отрицанием от аннексии. Сегодня Западный Тимор — свободное правительство. Аннексию удалось одолеть благодаря четырем основаниям — провалу экономики страны-агрессора, регулярному поддержанию интернационального внимания к неприятности и производящему репрессии внутреннему противодействию.
Если мы намерены вернуть контроль над Крымом, сочетания всех этих 3-х моментов нам также не избежать. 
В. Портников, корреспондент 
Ресурс: liga.net